Младшая сестра
- Автор: Лев Вайсенберг
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 1970
Читать книгу "Младшая сестра"
Голоса женщин
В начале мая пошли по городу разговоры о выборах в «гражданско-продовольственные комитеты». На стенах домов расклеены были кандидатские списки различных партий. Люди толпились возле этих списков, обсуждали их, спорили, за который из них голосовать.
Заговорили о выборах и в доме Шамси. Всех занимал вопрос: будут ли участвовать в выборах азербайджанки?
— Нужно, чтобы участвовали! — уверенно заявил Хабибулла.
— Ни в одной из ста четырнадцати глав святого корана об этом не сказано, — возразил Абдул-Фатах.
— А пойдут ли они, наши женщины, на эти выборы? — спросил Шамси, не зная, с кем согласиться.
— Что значит «не пойдут»? — воскликнул Хабибулла. — Нужно заставить их пойти!
— И об этом я не читал в святой книге корана, — снова возразил Абдул-Фатах; он всегда возражал Хабибулле.
Хабибулла вспыхнул.
— Газеты надо читать, а не только святую книгу! — раздраженно сказал он. — А вы, почтенные муллы, газету взять в руки боитесь, вот и сидите во тьме, как совы, хотя солнце в эти дни светит нам ярко. Знаете вы, о чем пишет центральное мусульманское бюро в Петрограде? — он вынул из кармана газету: — «Если мусульманка будет лишена участия в выборах, мусульмане России потеряют половину своих голосов во всех общественно-политических организациях и в учредительном собрании». Понятно?
Шамси пожал плечами.
— А на что мне оно, это учредительное собрание? — спросил он, с трудом выговаривая незнакомые слова. — Что, оно мне шерсть дешево продаст или у меня ковры, хорошо заплатив, купит?
— Неправильно ты говоришь, уважаемый, неправильно! — с жаром воскликнул Хабибулла. — Да ведь если в учредительном собрании в Петрограде мусульмане будут многочисленны и сильны, то и здесь, в Баку, нас никто не посмеет обидеть.
— Меня и так никто не смеет обидеть, — сказал Шамси с достоинством.
— Как сказать! Я вот слышал, что тем, кто не будет участвовать в выборах, не дадут хлебных карточек, и значит, в твоем доме четыре женщины могут быть лишены хлеба.
— За деньги всегда все достанем! — сказал Шамси уверенно.
— Это верно, — согласился Хабибулла. — Только зачем, уважаемый, зря переплачивать?
Довод был веский. Стоило подумать. Шамси вопросительно взглянул на Абдул-Фатаха. Но неожиданно тот поддержал Хабибуллу. Пряча взгляд, пастырь духовный медленно произнес:
— Пожалуй, стоит один раз поступиться буквой корана, разрешив нашим женщинам участвовать в выборах, ибо это будет содействовать укреплению самого дела корана. Процветанием же и торжеством святого духа ислама вполне искупится мимолетный грех наших женщин.
Шамси раскрыл рот от удивления: и это говорит мулла хаджи Абдул-Фатах, божественный человек?
Абдул-Фатах заметил смятение своего друга.
— Разумеется, далеко отпускать от себя наших жен и дочерей не следует, — сказал Абдул-Фатах успокаивающе. — Выборы, по-моему, должны производиться в мечетях, а наблюдение за правильным поведением женщин должны взять на себя мы, слуги аллаха.
Хабибулла возмутился.
— Комитет сам все решит о выборах!.. — сказал он резко: его раздражало, что муллы суются в общественно-политические дела. — В хадисах наших написано: «Жизнь народов доверена аллахом людям ученым», — добавил он, щегольнув знанием святых изречений, и, подчеркнув слово «ученым», одновременно давал понять, что муллы в число этих людей не входят.
Долго еще спорили Хабибулла и Абдул-Фатах, и многого в этом споре Шамси не понимал, но чувствовал, что спор идет теперь о чем-то несущественном и что в главном — в вопросе о том, должны ли азербайджанки участвовать в выборах, — расхождений у его друзей больше не существует.
Воззвание центрального мусульманского бюро в Петрограде, цитированное Хабибуллой, нашло отклик. Даже те, кто еще так недавно сомкнули свои ряды вокруг казия-мракобеса, готовые пролить за него свою кровь, даже они, с молчаливого одобрения своего вожака, повернули фронт и превратились в ревностных сторонников участия женщин в выборах.
— Не так уже страшно, в конце концов, если жены и дочери наши разок поиграют в эти чертовы выборы, удвоив этим число голосов детей ислама в важных общественных и государственных учреждениях, — словно подслушав беседу в доме Шамси, повторяли они вслед за Абдул-Фатахом.
В результате комитет мусульманских общественных организаций вынес решение о желательном участии азербайджанок в выборах, с одним, однако, условием: женщины избирают отдельно от мужчин и только в помещениях мечетей; при этом предполагалось, что руководить женскими выборами будут жены членов комитета и члены «Лиги равноправия женщин».
Нелегко было Шамси разобраться в этих предвыборных спорах, понять, на чьей стороне правда, но убеждало все же то обстоятельство, что ближайшие друзья и советники Шамси, комитет мусульманских общественных организаций, муллы и даже, по слухам, сам казий придерживались мнения, что женщины должны принять участие в выборах. Пришлось в конце концов и Шамси придерживаться того же взгляда. Самих женщин он, однако, не спешил оповещать об этом…
Наконец наступил день выборов. Шамси поднял своих домочадцев чуть свет.
— Одевайтесь скорей! — приказал он женщинами. — Пойдете в мечеть на выборы. Бросите в ящик конверты.
— Какие конверты? — затараторили женщины.
— Получите — узнаете! — важно оказал Шамси; он сам смутно представлял себе процесс выборов.
Женщины бросились одеваться. Интересная это, должна быть, штука — выборы, интереснее бани! Ана-ханум торопливо гладила свою фиолетовую чадру. Ругя усиленно сурьмила брови. Фатьма нацепила на себя подарки Хабибуллы. Все трое вертелись перед зеркалом, всем хотелось показать себя в лучшем виде.
Не успели женщины принарядиться, как во дворе появился Хабибулла. Вид у него был одновременно торжественный и деловой: в петлице — пышный красный бант, на рукаве — широкая зеленая повязка, под мышкой — новенький портфель. Портфель этот был туго набит запечатанными конвертами, в каждом из которых находился предусмотрительно вложенный номер «мусульманского национального списка»; эти конверты предназначены были для опускания в избирательные урны.
Хабибулла подал Шамси пачку конвертов не считая.
— Прикажи женщинам, чтоб бросали в ящик только эти конверты и построже напомни им о хлебных карточках! — коротко проинструктировал Хабибулла и поспешил в другие дома.
— Хватит вам, шайтановы дочери, перед зеркалом кривляться! — прикрикнул Шамси. — Вот не успеете бросить в ящик конверты и будете затем десять лет голодать!
Угроза подействовала. Вмиг женщины были готовы и по сигналу Шамси двинулись к мечети, где помещался ближайший избирательный пункт для женщин. Шли, как обычно, установленным строем: далеко впереди шествовал глава дома, за ним шла старшая жена, за ней, чуть поотстав, — младшая, затем — Фатьма и позади всех Баджи. Всегда, всегда была Баджи позади всех!
Несмотря на ранний час, улицы, ведущие к мечети, были запружены женщинами. Объяснялось это тем, что в то время как мужчинам для выборов предоставлен был ряд просторных помещений, вся многотысячная масса избирательниц-азербайджанок должна была собраться в пяти мечетях; причем помещения мечетей предполагалось открыть только с часу дня, а к трем часам уже прекратить впуск и приступить к голосованию. Невелики барыни! Только бы успели бросить конверты. Справедливо беспокоясь, что при таких условиях пробраться к избирательным урнам будет нелегко, женщины стали стекаться к мечетям с самого раннего утра. Таких предусмотрительных оказалось множество, и в результате домочадцы Шамси очутились в хвосте огромной толпы женщин.
Кого только не было здесь, в этой толпе!..
Были здесь молодые девушки и пожилые женщины, матери с малютками на руках и девчонки, сгорбленные полуслепые старухи, прожившие долгую жизнь, полную унижений и обид. Они явились сюда, исполненные неясных, но упрямых надежд на лучшее будущее. Быть может, и впрямь счастье не за горами? Нужно только — как приказано — бросить конверт в ящик.
Шамси не счел приличным углубляться в это женское царство и повернул назад.
— Смотрите не оплошайте! — крикнул он своим женщинам напоследок.
Пробраться к мечети было нелегко. С утра до полудня пришлось толкаться на улице.
— Пройдохи какие! С утра приперлись сюда! — ворчала Ана-ханум, сердито оглядывая толпу.
Только к полудню удалось всем четверым протиснуться во двор мечети. Тесный двор был набит женщинами, в воздухе стоял гул голосов. Солнце палило, дуновение ветра не проникало за высокую белую ограду.
Внезапно толпа заволновалась: распространился слух о том, что те, кто до полуденного намаза не опустит конвертов в ящик, навсегда лишаются хлебных карточек. Встревоженные женщины стали пробиваться к зданию мечети с удвоенной силой.
— Давайте и мы приналяжем! — скомандовала Ана-ханум и принялась локтями расчищать себе дорогу.
Чем ближе к стенам мечети, тем плотней и возбужденней становилась толпа.
— Эй ты, беднота голоштанная, пропусти! — покрикивала Ана-ханум.
В ответ неслось:
— А ты чего нос задираешь, барыня?
— Надела шелковую чадру и думаешь, что шахская жена?
— Сидела бы лучше на своих мешках с рисом, амбарная мышь!
А другие не жалели и тумака.
Когда Ана-ханум крепко доставалось, Баджи радовалась:
«Дай бог этой ведьме не бросить конверта! Хорошо бы ей поголодать!»
Сама же она судорожно сжимала в руке свой конверт — она еще в Черном городе знала, что такое голод.
Наконец после долгих усилий все четверо проникли в мечеть. Что здесь творилось! Стремясь приблизиться к избирательной урне, остервенелые женщины ругали друг друга, толкались, дрались. От духоты некоторые падали в изнеможении, а другие безжалостно их топтали, продолжая пробиваться к заветному ящику. Со всех сторон неслись проклятия по адресу распорядительниц — никто не знал, что и в остальных четырех мечетях творилось то же самое. Добравшись в конце концов до урны, ошалевшие избирательницы не желали слушать никаких разъяснений, торопясь опустить свой конверт в урну, сулящую хлеб и счастье.
— Нам отцы и мужья уже объяснили! — кричали они. — Велели нам бросить конверты в ящик! Не к чему зря болтать!
Старухи опускали конверты с возгласом «бисмилла!» — «во имя аллаха!» — точно совершали религиозное таинство.
И даже те немногие, кто непрочь был узнать, в чем действительно смысл и цель этих выборов, не могли толком понять комитетских дам и лиги сток: последние плохо владели родным языком — тем языком, на котором говорили, на котором ругали и проклинали их сейчас бушевавшие кругом женщины.
В давке Ана-ханум порвали чадру. Фатьме чуть не вывихнули руки. С насурьмленных бровей Ругя стекали темные струйки пота. Баджи отдавили ноги. В толкотне все четверо потеряли друг друга.
Очутившись подле урны, Баджи среди распорядительниц увидела Ляля-ханум; на рукаве у нее была зеленая повязка, такая же, как у Хабибуллы. Баджи обрадовалась: новая знакомая поможет ей бросить конверт в ящик, и с этой минуты хлеба у нее, у Баджи, будет вдосталь на всю жизнь!