Младшая сестра

Двойной паек

Лицо у Халимы грубое, со следами оспы. Она нехороша собой, застенчива. Движения ее угловаты. Не верится, что из нее выйдет актриса.

Но Баджи, наблюдая, как оживает и преображается Халима на уроках актерского мастерства, с какой простотой и тонкостью исполняет самые сложные задания Виктора Ивановича, не может удержаться, чтоб не воскликнуть:

— Халима — талант!

Жизнь Баджи и Халимы во многом сходна. Они легко находят общий язык.

Халима — дочь узбекского крестьянина-бедняка. Девочкой она была выдана замуж за нелюбимого и грубого человека. Настрадавшись с ним, бежала из родного селения в Ташкент, там поступила на работу в ткацкую артель и одновременно стала учиться на рабфаке. В кружке самодеятельности Халима, подобно Баджи, обнаружила артистические способности, и ее направили в Баку, в театральный техникум — единственный в ту пору на Советском Востоке.

Халима нередко рассказывает о том, как жила в прежнее время женщина-узбечка. Страшной была ее доля! Особенно тяжелое впечатление производит на Баджи рассказ о парандже — длинном мешке, покрывавшем тело женщины с головы до пят, и чачване — волосяной маске, скрывавшей женское лицо.

— Это почище, чем в наших краях чадра! — говорит Баджи, соболезнующе покачивая головой.

Халима берет карандаш и на обложке тетради делает набросок паранджи — для большей наглядности.

— Шесть лет ходила я в таком мешке! — говорит она с горечью. — Надела в одиннадцать, сбросила в семнадцать.

Па рисунке длинные пустые рукава, завязанные за спиной.

— А это зачем? — спрашивает Баджи.

— В знак покорности.

Баджи отталкивает от себя рисунок и гневно восклицает:

— Будь они прокляты, эти паранджа и чачван вместе с чадрой! А тех, кто эту мерзость выдумал, заставить бы так ходить всю жизнь!

Много горестного слышит Баджи о прошлой жизни ее подруги-узбечки. Подумать, сколько той пришлось пережить, пока она добралась до театрального техникума! Родные от нее отвернулись, преследовали, травили. На теле у Халимы следы жестоких побоев и шрам от пули — в нее стрелял муж-самодур.

Получив стипендию, Баджи выделяет некоторую гумму на сладости, чтоб угостить соучениц. Среди них щедрей чем всех она угощает Халиму: в Баку у той нет ни родных, ни близких; здесь Халима — гостья.

— Хватит тебе баловать меня! — сказала ей однажды Халима.

— Была бы ты у себя на родине, я бы тебя не баловала, — ответила Баджи.

— У себя на родине?.. — Халима задумалась на мгновение и вдруг, решительно тряхнув головой, с живостью произнесла: — Слушай, Баджи, что я тебе скажу!.. Перед моим отъездом в Азербайджан приезжал к нам в Узбекистан Калинин Михаил Иванович. Был он и в том районе, где живут мои родные, в кишлаке Багаутдин. Знаешь, что он сказал дехканам на сходе? Он сказал: «Вы этот аул считаете своей родиной, а я считаю, что этого мало — вы и Архангельскую губернию, которая от вас за несколько тысяч верст, должны своей родиной считать!» Понятно?

Баджи кивнула головой и спросила:

— А где она, эта Архангельская губерния?

Халима подошла к висящей на стене карте Советского Союза, указала рукой на самый верх:

— Вот она где! Я сама только недавно узнала.

— Как далеко!.. — задумчиво произнесла Баджи, изморив взглядом расстояние до Баку.

Еще недавно, когда Баджи проходила мимо этой карты, взгляд ее невольно обращался к желтому клюву Апшеронского полуострова, врезавшемуся в синие воды Каспия, к маленькому кружку на южной его оконечности — к Баку. Здесь она родилась, здесь ее родина! А теперь Баджи с интересом рассматривает и Узбекистан и Архангельскую губернию. Здесь, оказывается, тоже ее родина! Взгляд Баджи охватывает на карте необъятные просторы Союза, с севера на юг, с запада на восток. И всюду, всюду, оказывается, ее родина!..

Однажды, получив стипендию и наделив подруг кульками со сладостями, Баджи незаметно для других сунула Халиме второй кулек.

— Спасибо, ты меня уже угощала, — говорит Халима.

— Тебе — двойной паек! — шепчет ей Баджи.

Халима удивлена:

— За что?

— За шесть лет паранджи… За след от пули… За то, что рассказала про большую родину!