Младшая сестра

Великая весть

В один из октябрьских дней пришла в Баку из Петрограда великая весть.

Взволнованные, радостные люди высыпали на улицы. Заполыхали красные знамена. На каждом углу, на каждом промысле возникали митинги.

Со всех сторон неслось:

— Да здравствует революционный пролетариат и гарнизон Петрограда!

— Да здравствует новое революционное правительство! Да здравствует Ленин!

— Да здравствует власть Советов!

Не прошло недели, как Бакинский совет принял программу практического перехода власти в руки Советов.

«Пришла она, наконец, эта другая революция! — взволнованно думал Юнус. — Теперь все пойдет по-иному!»

Он верил, что люди станут жить теперь иначе и не будет больше нищеты, бесправия и унижений, которых вдоволь повидал он в Черном городе и здесь, на промыслах, на «Апшероне», в мрачной рабочей казарме «для бессемейных мусульман». Он верил, что люди скоро станут счастливыми. И сердце его сжималось от печали, когда он вспоминал, что мертвы отец и мать и четыре сестры и уже никогда не разделят того счастья, которого хватит теперь на всех хороших людей.

«Одна она у меня осталась из всех родных — Баджи! Как бы сделать ее счастливой?» — думал он, проникаясь к сестре нежностью, тревожась за ее судьбу.

Он еще больше сдружился с Арамом и Газанфаром, не пропускал ни одного рабочего собрания, слушал лекции, которые устраивал Бакинский комитет партии большевиков.

«Кто такой Ленин?»

«Кто такие большевики и чего они добиваются?»

«Удержат ли большевики государственную власть?»

Да, было на этих рабочих собраниях и лекциях что послушать, о чем поразмыслить, чему научиться!..

И все же… День шел за днем, подули холодные ветры с северо-востока, и каждый день приходили вести со всех концов России о том, что декреты новой, рабоче-крестьянской власти отдают земли и леса, заводы и шахты, железные дороги и пароходы в собственность народу, что заканчивается, по-видимому, война с Германией и Австрией, а здесь, в Баку, казалось, не видно было существенных перемен.

По-прежнему цепко держали хозяева в своих руках нефтепромыслы и заводы, пристани и пароходы, многоэтажные дома и богатые магазины. В Бакинском совете — хотя большевики получили большинство голосов и председателем его был Степан Шаумян — по-прежнему находились, наряду с большевиками, эсеры и меньшевики, и даже дашнаки и мусаватисты, проникшие в Совет с целью взорвать его изнутри. И, что всего удивительней, наряду с Советом продолжали существовать и такие оплоты богатеев, как старая городская дума и так называемые «национальные» советы, сеявшие между народами рознь. По-прежнему выходили буржуазные газеты «Каспий» и «Баку» и, несмотря на жестокую борьбу, которую вели с ними большевистские «Бакинский рабочий» и «Известия Бакинского Совета», продолжали клеветать на молодую советскую власть, на Ленина и Сталина, на видных бакинских большевиков.

Нет, нельзя сказать, что она уже окончательно восторжествовала здесь, эта другая революция, за которую боролись бакинские большевики во главе со Степаном Шаумяном и которую с такой надеждой ждал он сам, Юнус.

А что изменилось в его, Юнуса, жизни? По-прежнему проводит он целые дни в тесной тартальной будке, работая на владельца «Апшерона», по-прежнему живет в казарме для бессемейных, и койка его все так же стоит у двери, из которой несет холодным ветром и пылью. И по-прежнему он разлучен с сестрой.

Юнус загрустил: неужели большевики в чем-то просчитались?

— Без борьбы ничего к нам само в руки не пойдет! — сказал Газанфар Юнусу, выслушав его сомнения. — В Петрограде рабочие пролили свою кровь за власть народа и только после этого победили. Может быть, и нам здесь, в Баку, придется пролить свою кровь, прежде чем добиться решительной победы. Видно, дело к тому идет.

И, словно в ответ на эти слова, на промыслах, на заводах и в бакинском порту возникли новые отряды рабочей Красной гвардии. Мысль о создании этих отрядов принадлежала большевикам, а конкретное руководство их формированием взял на себя Военно-революционный комитет Кавказской армии.

Люди постарше вспоминали девятьсот пятый год и организацию рабочих боевых дружин. Славный это был год, кто помнит! И теперь с новой силой звучали слова, сказанные тогда Сталиным:

«Что нам нужно, чтобы действительно победить? Для этого нужны три вещи: первое — вооружение, второе — вооружение, третье — еще и еще раз вооружение…»

Бакинский комитет партии большевиков стал направлять в центральный штаб Красной гвардии своих испытанных людей, организаторов рабочих боевых дружин в девятьсот пятом году. Районные комитеты партии, в свою очередь, направляли представителей в районные штабы.

С утра до вечера, а то и далеко за полночь, работал теперь в районном штабе Красной гвардии Газанфар, формируя рабочие отряды. Немало времени уходило и на строевые занятия во дворе штаба. Нередко приходилось выезжать на тот или иной промысел — организовать митинг, провести запись в отряд. И все при этом у Газанфара спорилось. Кто, как не он, знал — кого, куда и кем назначить? Кто лучше него мог так повести дело, чтоб оружие и обмундирование попадало только в верные руки? Кто сумел бы, как он, обратить эти руки рабочего в руки бойца? Опыт с боевыми дружинами в девятьсот пятом году не пропал даром — Газанфар был снова в родной стихии.

Ежедневно приходил в районный штаб Юнус, задерживался во дворе, где происходили строевые занятия, и, с вожделением поглядывая на дверь, на которой большими буквами было написано мелом «Военно-интендантский отдел», спрашивал Газанфара:

— Когда же и я получу оружие?

— Еще молодой, успеешь! — охлаждал его пыл Газанфар.

Считал ли он действительно, что парень еще слишком молод, а он, Газанфар, по старому опыту, предпочитал давать оружие в руки людей испытанных и верных? Считал ли себя ответственным за судьбу одинокого парня и не спешил вести его в опасный бой? Или, может быть, говорил так только для виду, а на самом деле испытывал его?

Юнус хмурился: восемнадцать лет — молодой?

— А тебе, Газанфар, сколько было лет, когда ты взялся за оружие?

Газанфар уклонялся от ответа:

— Сколько было — столько уже не будет!

Но Юнус был настойчив:

— Нет, ты все же скажи!

— Не за горами и твое время, друг Юнус. Не торопись, — отвечал Газанфар, отечески похлопывая Юнуса по плечу, и снова принимался за работу…

«Не за горами?»

Оставалось думать, что так!

А пока с каждым днем все чаще можно было встретить на промыслах необычные фигуры: человек в пропитанной нефтью рабочей одежде, в картузе или папахе, но с ружьем за плечами, с матерчатым серым подсумком у пояса.

Взялся в эти дни за оружие и Арам.

В строй его, правда, не приняли — подвела седина! — но его назначили старшим по охране промысла: неровен час, враги могут сыграть недобрую шутку с огнем.

В промысловой охране Арам нашел дело и для Юнуса.

Винтовку Юнусу так и не выдали, но на время дежурства ему вручали старую берданку, и он прохаживался с ней подле ворот «Апшерона», подозрительно вглядываясь в каждое незнакомое лицо.

Организацией рабочих отрядов дело не ограничилось. Вскоре, в связи с декретом Советского правительства о создании Рабоче-Крестьянской Армии, стали в Баку формироваться и регулярные воинские части, В новую армию влились войска бакинского гарнизона и некоторые части старой армии, временно пребывавшие в Баку.

Зашагали по улицам обросшие бородой, в видавших виды шинелях, в стоптанных сапогах бывшие солдаты царской армии, присягнувшие советской власти и ныне ставшие под знамена Красной Армии.

Солдатушки,

Бравы ребятушки,

Где же ваши жены? —

затягивал одинокий высокий голос старую, овеянную пылью пройденных дорог русскую солдатскую песню.

Наши жены —

Ружья заряжены! —

подхватывал согласный мощный хор солдатских голосов, и песня завершалась дерзким посвистом.

Газанфар прислушивался. Хорошая песня!.. Бывало солдаты уже давно скрылись из виду, а песня все еще звучала в его ушах:

Солдатушки,

Бравы ребятушки,

Где же ваши жены?..

В один из этих дней, вырвавшись на часок из штаба, Газанфар забежал навестить Арама и Розанну.

За стаканом чаю поговорили о делах… С каждым днем прибывают силы Красной гвардии, с каждым днем растет мощь регулярных частей. Дела идут хорошо!.. Лицо Газанфара сияло радостью.

— Ну как, теперь пора найти себе жену? — спросила тетя Розанна и лукаво взглянула на Газанфара. — Ведь князю Львову твоему уже каюк!

— Жену?.. — переспросил Газанфар и весело пропел: — Наши жены — ружья заряжены!.. — И по-солдатски дерзко присвистнул, заставив Розанну прижать ладони к ушам и укоризненно покачать головой.

Песню эту, полюбившуюся ему, Газанфар теперь напевал частенько, ибо было в ее бодром напеве и дерзком посвисте что-то от духа смелого русского солдата, с которым шел теперь Газанфар плечом к плечу и с которым предстояло ему еще пройти длинный путь и свершить немалые дела.