Младшая сестра

На бульвар!

Неделя работы — позади. Сегодня — свободный день. Можно поспать лишний часок, понежиться в постели, помечтать.

Чего только не вспомнишь, о чем только не передумаешь, належавшись утром в постели! Однако пора вставать: дел, несмотря на свободный день, множество.

Дела эти, правда, малозначительные: убрать комнату, кое-что постирать, выгладить, зашить, заштопать. Но сделать их необходимо: не жить же в такой скудости, в какой жила она некогда в Черном городе.

Комната у Баджи маленькая — не случайно, видно, пришло на ум сравнение с гнездом! — зато уютная, светлая. Над тахтой — пестрый коврик, подарок от Ругя, на новоселье. Над изголовьем — фотографии: Юнуса, Арама с семейством, Газанфара и Ругя с Балой. И получается так, будто все эти близкие ей люди и сейчас находятся рядом с ней. Жаль только, что нет, никогда не было, да и не могло быть у нее фотографии матери и отца…

С домашними делами Баджи справляется быстро: низкий поклон Шамси и его старшей супруге Ана-ханум — позаботились, чтоб племянница не была белоручкой!

А теперь можно выйти в город погулять. Как говорится, на людей поглядеть и себя показать. Она, Баджи, не из тех, кто до сих пор упрямо, глупо прячет себя под чадрой.

На людей поглядеть Баджи любит: у каждого человека свое особое выражение лица, своя походка, одежда — интересно за всем этим наблюдать, а затем использовать в своей работе.

Но и себя показать Баджи не прочь. Помнится, Таги говаривал, что она и ее мать Сара — на одно лицо. Так ли это? Ведь ее мать, Сара, была красавицей. А она, Баджи? Правда, и у нее, как у матери, брови у висков чуть загибаются кверху, и черные густые ресницы как щеточки, и на щеках нежный пушок. Вряд ли кто скажет, что она нехороша собой…

По давней бакинской традиции, в праздничные дни горожане устремляются на бульвар.

В свое время богатая нарядная публика прохаживалась по главной приморской аллее, а народ попроще — по боковой, прилегающей к улице. Революция и здесь произвела своеобразные перемены: бывшие завсегдатаи той и другой аллеи по негласному сговору обменялись местами.

Приморский бульвар!

Как красиво он опоясывает прибрежную часть города, отделяя зеленью серо-желтый известняк домов от переменчивых вод бухты и вместе связывая город с морем в одно целое! Среди зелени алеют цветы, привлекая глаз. Вдоль берега, над водой резвятся чайки, то и дело залетая на бульвар, словно для того, чтоб взглянуть, как ведут себя люди. А дальше, в бухте, до самого горизонта — пароходные дымки и белые паруса, как везде и всегда манящие в неизведанную даль.

Приморский бульвар!

Баджи предвкушает удовольствие от прогулки, тем более что два прошлых свободных дня ей не удавалось порадовать глаз зеленью и цветами бульвара, вдохнуть полной грудью свежий воздух моря, — препятствовали прогулке какие-то неожиданные дела, хлопоты. Но вот сегодня Баджи полна решимости: никто и ничто не заставит ее свернуть с намеченного пути. Тому есть еще одна важная причина: на бульвар придет Саша, и возможность погулять с ним она ни за что не упустит.

В новом костюме, тщательно причесанная, надушенная — любит она, грешным делом, духи! — Баджи в последний раз оглядывает себя в зеркале, прежде чем уйти.

И тут, в зеркале, она видит, как приоткрывается дверь, и в комнату медленно просовывается взлохмаченная женская голова, а вслед за ней неуклюжая фигура Кюбры-халы.

— Извини, Баджи-золотце, что беспокою тебя… Но завтра с утра мне идти на ликбез, а я еще не приготовила урока — не дается мне эта шайтанова арифметика, никак не пойму я правил деления. В голове у меня все верно получается, когда делю-считаю, а как возьмусь за бумагу и карандаш… — Кюбра-хала беспомощно разводит руками. — Помоги, Баджи-золотце, иначе придется мне, старухе, краснеть от стыда на ликбезе.

Баджи бросает взгляд на часы. Вот уж некстати принесло старуху — самое время идти на бульвар!

Но Кюбра-хала смотрит на Баджи виноватым, просящим, почти жалобным взглядом, и взгляд этот трогает сердце Баджи. Как не вспомнить свои первые шаги в учебе?.. Подлежащее? Сказуемое? Обстоятельство образа действия?.. Нелегко даются они, эти первые шаги! Ничего не поделаешь — придется задержаться, помочь старухе.

Баджи терпеливо объясняет Кюбре-хале правила деления, по та никак не может усвоить их. В уме она и впрямь считает весьма бойко, действуя какими-то таинственными приемами, но стоит ей взяться за бумагу и карандаш, как она становится в тупик. Ученица пытается хитрить: делит в уме, а результат пишет на бумаге, в положенном месте. Но Баджи разоблачает ее наивное плутовство. Проходит час, другой. Лицо преподавательницы раскраснелось, волосы растрепались не меньше, чем у ученицы.

Ах, Кюбра, Кюбра-хала! Не нашла ты другого времени со своими правилами деления, как именно в это солнечное утро свободного дня!

Наконец старуху осеняет:

— Поняла, Баджи-золотце, поняла! Клянусь аллахом всемогущим, поняла!

Она радостно хлопает в ладоши, как дитя.

Но Баджи не слишком доверяет ей: кто однажды сплутовал, способен на такое еще не раз. Она заставляет Кюбру-халу решать пример за примером, зорко следя за каждой цифрой, выведенной на бумаге дрожащей старческой рукой. Восемь, девять, десять примеров. Хватит! Похоже, что Кюбра-хала в самом деле усвоила правило. Что ж, тем лучше!

— Желаю тебе, Кюбра-джан, здоровья и дальнейших успехов в математике! — говорит Баджи на прощание, и трудно понять, чего в ее голосе больше — радости за свою ученицу или за самое себя…

Кого только не увидишь, с кем только не встретишься в свободный день, идя к бульвару!

Вот шествуют по-праздничному разодетые Телли и Чингиз, Баджи хочет избежать встречи с Чингизом — не лежит у нее к нему душа. Но лицо Телли расплывается в улыбке, и уже невозможно не остановиться, не обменяться с подругой хотя бы несколькими словами.

— Пойдем с нами! — предлагает Телли.

Баджи медлит с ответом: вот уж никак не улыбается ей прогулка в обществе Чингиза!

— Ну, что же ты? — торопит Чингиз.

Обычная самонадеянная усмешка, наглые глаза. Баджи понимает: он не теряет надежды добиться ее расположения, и сдерживает его только присутствие Телли.

Как бы улизнуть?

И тут внимание Баджи привлекает на противоположном тротуаре женщина в чадре с тремя детьми, шагающими за ней гуськом с тазами и узелками в руках. Конечно, это Фатьма со своими ребятишками — Лейлой, Гюльсум и маленьким Аббасом.

— Извините, товарищи, но сейчас я не смогу пойти с вами — есть у меня небольшое дельце к моей сестре, необходимо кое о чем потолковать… — говорит Баджи, кивая на противоположный тротуар. — Ты, Телли, наверно, помнишь ее — она была у нас на выпускном вечере, — жена Хабибуллы-бека из Наркомпроса.

Да, Телли помнит ее. Нечего сказать, подходящую супругу выбрал себе такой солидный человек, как Хабибулла-бек! Во всем Баку не нашел никого лучше этой длинноносой!

— Что ж, если тебе так необходимо… — говорит Телли с ноткой обиды в голосе. — Надеюсь, встретимся на бульваре! До скорого свидания!

И вот Баджи переходит улицу, окликает Фатьму.

— Ну, как живешь, рассказывай! — приветливо спрашивает она свою неожиданную избавительницу.

— Да вот младший что-то прихварывает, — вздыхает Фатьма.

— А что с ним?

— Жалуется, что болит головка.

Баджи внимательно оглядывает черноглазого худенького малыша, жмущегося к юбке матери, ласково гладит его по щеке.

— Что ж не сведешь его в детскую консультацию?

— Сведу…

Фатьма готова продолжать свой путь,

— А почему нет с вами Ана-ханум — не захворала ли? — осведомляется Баджи.

— А с чего ей хворать? Торчит целый день на кухне и гремит горшками… А на мне, как видишь, — трое.

В голосе Фатьмы — горечь. Баджи сочувственно покачивает головой: да, трое детей — не шутка. И все же… Как ни тяжело Фатьме — есть у нее кого любить, о ком заботиться. А у нее, у Баджи? Нет спору, она красивей Фатьмы, она актриса, на нее частенько заглядываются мужчины. Но вот ни мужа, ни детей у нее нет,

— Есть ли что-нибудь новое в твоей жизни? — спрашивает Баджи.

— Новое есть, да ничего хорошего в этом новом нет… — нехотя отвечает Фатьма.

— А что случилось?

— Да вот все не ладится моя жизнь с Хабибуллой — совсем бросил меня, переехал к какой-то женщине, второй месяц не приходит домой, даже о детях не позаботится.

— Негодный человек! — срывается с уст Баджи.

Три пары детских глаз обращены на нее. Она спохватывается. Пожалуй, не следовало так говорить об отце при детях — их и без того жаль. Славные малыши! Не хочется верить, что их родитель — Хабибулла.

— А что, если нам пристыдить его? — предлагает Баджи.

— Он давно уже потерял стыд! — Фатьма безнадежно машет рукой.

— А что, если припугнуть?

— Нет, нет, не надо! — восклицает Фатьма встревоженно. — Он разнюхает, что это идет от меня, и станет нам всем мстить… — Фатьма умолкает на мгновение и затем доверительным тоном продолжает: — Слушай, Баджи, я с тобой кое-чем поделюсь… Только смотри, никому меня не выдавай — обещаешь?

— Даю слово!

— Ну, так вот… — Фатьма собирается с духом. — Видишь ты эти тазы и узелки?

— Не слепая! Вижу, что идете в баню.

— В том-то и дело, что нет!

— Не понимаю тебя… А к чему все эти…. — Баджи кивает на тазы и узелки,

— Это я взяла с собой для отвода глаз соседей, чтоб не гадали, не любопытствовали, куда иду. А иду я на самом деле вовсе не в баню.

— Не в баню? — Баджи удивлена. — А куда же?

Фатьма приближает свои толстые губы к уху Баджи.

— К юристу… За советом… Научила меня этому одна русская женщина — сказала, что он специалист по женским делам, поможет мне справиться с Хабибуллой.

Фатьма — дочь торговца коврами Шамси Шамсиева, жена Хабибуллы-бека — идет к юристу за советом, как воздействовать на мужа? Вот это да!

— Молодец Фатьма — правильно! — одобрительно восклицает Баджи. — Хватит твоему беку над тобой измываться— теперь не те времена! Покажи ему, что и ты чего-нибудь стоишь! Вспомни-ка Ругя: не побоялась она пойти против своего мужа, твоего отца, и, как видишь, правильно поступила — теперь она свободна, живет с любимым человеком, счастлива, а ее сын, твой брат Бала, успевает в учебе и скоро станет студентом… Да, Фатьма, ты должна действовать решительно, как Ругя!

— Пожалуй… — вяло соглашается Фатьма и, спохватившись, что в своей откровенности зашла слишком далеко, торопливо подталкивает ребят, одного за другим: — Ну! Чего уши развесили? Пошли!..

Баджи смотрит им вслед… К юристу! Только вряд ли сумеет Фатьма там чего-нибудь добиться: бестолковая такая, не в обиду будь ей сказано. Сделает, как говорится, сто кувшинов, и ни у одного не будет ручки!.. Незаметно для себя Баджи делает шаг вслед за Фатьмой, нагоняет ее, и вот все впятером они входят в парадную, где висит табличка:

«Член коллегии защитников».