Младшая сестра
- Автор: Лев Вайсенберг
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 1970
Читать книгу "Младшая сестра"
Салон пополняется
Однажды, идя к Ляле-ханум, Хабибулла встретил инженера Кулля.
Они остановились, обменялись несколькими малозначительными фразами.
Впервые видел Хабибулла своего знакомца в столь мрачном состоянии духа. Желтое, осунувшееся лицо Кулля подергивалось, рука, державшая папиросу, дрожала.
«Похмелье», — понял Хабибулла.
И неожиданная мысль мелькнула у него в голове.
— Послушайте, Кулль… — мягко промолвил он. — Не хотели бы вы отвлечься от ваших невеселых дум?. Я могу вам в этом помочь.
— Вряд ли… — буркнул Кулль.
— Тут, неподалеку, есть у меня один приятный дружеский дом, куда я сейчас иду и где вы, даю слово, не проскучаете, — продолжал Хабибулла, словно не услышав ответа Кулля.
Кулль угрюмо молчал.
— И рюмка превосходного французского коньяка, настоящего финь-шампаня, обеспечена там для вас! — искушающе подмигнул Хабибулла, тронув инженера за рукав.
Кулль вяло усмехнулся:
— Ну, если так…
Хабибулла сдержал слово. В салоне Ляли-ханум инженер был принят весьма приветливо, его щедро угостили французским коньяком, а любезная хозяйка столь мило улыбалась новому гостю, что Хабибулла ревниво подумал, уже не поторопился ли он, пригласив сюда Кулля.
Кулль встретил здесь кое-кого из старых знакомых, своего бывшего шефа Мухтар-агу, услышал весьма интересные разговоры. Особенно много толковали здесь о загранице. Кулль втянулся в беседу и принялся с увлечением рассказывать о своей, жизни в Америке, о работе на нефтепромыслах компании «Стандарт Ойл», невольно идеализируя ту далекую жизнь и, казалось, забыв о пережитых им там тяжелых днях безработицы и нужды.
Бывший владелец промысла «Апшерон» почувствовал себя задетым.
— Незачем, инженер Кулль, вспоминать о далекой Америке, — вспомните лучше, в каких прекрасных условиях вы работали у меня на «Апшероне»! — сказал он с обидой в голосе.
Мухтар-аге возразил Абульфас:
— Вполне понятно, почему инженер Кулль так хорошо отзывается об Америке — ведь это, уважаемый Мухтар-ага, страна, где любой предприимчивый человек может развернуть свои силы во всю ширь, не то что здесь! — Абульфас говорил со смешанным чувством восхищения и тайной досады: ведь именно таким предприимчивым человеком ощущал он себя всю жизнь, а вот здесь, в России, в Баку, судьба обделила его богатством и властью, подняв всего лишь до уровня управляющего домами.
А бек Шамхорский, в свое время владевший не одним десятком тысяч десятин земли, перешедшей к нему по наследству от прадедов и дедов, с небрежной самонадеянностью заметил:
— В жизни важна не столько предприимчивость, сколько счастье: оно — паша путеводная звезда!
Хабибулла метнул на бека недружелюбный взгляд.
«Посмотрим, как дальше ты проживешь с твоей путеводной звездой!» — едва не промолвил он со злой усмешкой, но тут же опомнился: чего им теперь ссориться — советская власть, отняв у бека Шамхорского его земли, казалось, сравняла этого богача землевладельца с сыном малоземельного помещика Хабибуллой.
Французский коньяк развязал языки — гости заговорили без боязни о том, что теснило их души.
Толковали здесь и о том, что волновало и тревожило в последнее время людей на промыслах, — но совсем в ином тоне и освещении. С чувством злорадства обсуждали налеты на советские представительства в Берлине, Пекине, Тяньцзине, Шанхае, на «Аркос» в Лондоне. Мстительный огонек сверкнул кое у кого в глазах, когда вспомнили об убийстве Войкова, и блеск надежды осветил эти же глаза, когда зашла речь об оппозиции в коммунистической партии. Неужели подобные события не приведут к скорой гибели ненавистную советскую власть и партию большевиков?
Хабибулла и Кулль покинули дом Ляли-ханум во втором часу ночи. Оба были в хорошем расположении духа и расстались друзьями.
Да, Хабибулла сдержал слово: инженер Кулль в самом деле отвлекся от своих невеселых дум и в этот вечер не проскучал. И так повелось с этого вечера, что инженер стал захаживать к Ляле-ханум — подобно Хабибулле, на огонек…
Как-то в беседе с Хабибуллой Ляля-ханум посетовала, что ее дом мало посещают люди искусства, и дала понять, что Хабибулла, как работник управления театрами, мог бы помочь восполнить этот пробел. Хабибулла, всегда готовый услужить Ляле-ханум, не преминул пригласить от ее имени кое-кого из театральной среды.
Сейфулла принял приглашение с большой охотой: не его, Сейфуллы, вина, если кое-кто из его коллег, кого он готов был считать своими старыми друзьями — такие, скажем, как Али-Сатар и Юлия-ханум, — зазнались и стали в последнее время пренебрегать его дружбой; к счастью, находятся еще люди, которые ценят его талант и зовут к себе в дом.
Охотно приняли приглашение и Телли с Чингизом. Да и как отказать такому человеку, как Хабибулла-бек, хотя и не являющемуся их непосредственным начальством, но все же видным работником управления театрами, могущим, при желании, повлиять на судьбу актера? На радостях Телли захотелось удружить Баджи и она даже собралась намекнуть Хабибулле, что неплохо б прихватить с собой ее подругу, но Чингиз удержал ее от этого шага, говоря:
— Ты уже не раз приглашала Баджи на вечеринки и всегда нарывалась на отказ — хватит тебе унижаться перед этой недотрогой! Ко всему, поскольку я знаю, у нее с Хабибуллой-беком есть какие-то старые счеты, и вряд ли он нас поблагодарит за такую гостью…
Не впервые привелось Сейфулле бывать среди людей, подобных завсегдатаям салона Ляли-ханум.
Правда, в свое время он не был в этой среде на положении равного — его приглашали только как актера, которому надлежало развлекать и ублажать хозяев дома и гостей забавными сценками, рассказами, анекдотами. Он исполнял все это с искоркой таланта и неизменно пользовался снисходительной симпатией. И вот теперь, очутившись в знакомой, хотя и поблекшей обстановке, он вновь пустил в ход свой запыленный репертуар и вновь снискал у зрителей одобрение и успех.
Пришелся здесь ко двору и Чингиз — красивый, бойкий и, видимо, услужливый молодой человек. Побольше б таких в наш век своеволия и дерзости!
Но подлинное восхищение вызвала у всех Телли. Она забавляла гостей песенками и танцами из западных оперетт, мило кокетничала с мужчинами, не отказывалась от вина, несмотря на внешне строгие, но, в сущности, одобрительные взгляды Абульфаса; он давно смирился с тем, что его дочь — актриса, и теперь, в этой среде, ему даже льстил ее успех.
Понравилась Телли и хозяйке дома. Ляля-ханум оказала ей немало внимания, а когда возник у них женский разговор о платьях, она перелистала вместе с гостьей не одну страницу журнала дамских мод, недавно присланного ей из Парижа двоюродными сестрами.
На этом дело не остановилось. Хозяйка повела гостью в спальню и, раскрыв зеркальный шкаф, извлекла оттуда висящее на вешалке богатое вечернее платье василькового цвета с большим вырезом на груди и на спине, с богатой серебряной вышивкой, обвивавшей стан.
Глаза Телли загорелись:
— Какая красота!
— Это тоже прислали мне сестры из Парижа, — сказала Ляля-ханум, протягивая гостье платье.
Бережно взяв его за плечики и приложив к себе, Телли взглянула в зеркало.
— Словно на меня сшито! — воскликнула она восхищенно.
— Несколько лет назад это платье было «дернье кри», — сказала Ляля-ханум и, видя, что Телли ее не понимает, пояснила: — По-французски это означает «последний крик» — последний крик моды. Я решила его перешить, да все как-то не соберусь.
— Дернье кри… — медленно повторила Телли, не сводя глаз с платья и стараясь запомнить это выражение. — Дернье кри… Хотелось бы мне, Ляля-ханум, иметь в Париже таких замечательных сестер, как ваши! Можно себе представить, какой интересной жизнью они там живут!
Как и в тот вечер, когда Хабибулла впервые привел сюда инженера Кулля, гости засиделись допоздна.
На прощанье хозяйка сунула Телли два толстых журнала дамских мод, покровительственно любезно шепнув:
— Это вам в подарок, Телли-джан, надеюсь, мы будем друзьями, — и дружески ее обняла.
Телли была растрогана. Конечно, два журнала мод, которые она прижимала к груди, не сравнить с платьями, какие некоторые счастливицы получают в подарок из Парижа. Но для первого знакомства с такой милой женщиной, как Ляля-ханум, все вместе взятое представлялось достаточно приятным.
Хабибулла, стоя неподалеку, прислушивался к их оживленному щебету и с умильной улыбкой взирал то на одну, то на другую, словно не в силах понять, кто ему больше нравится — старый и верный его друг Ляля-ханум с ее умом и светским тактом или эта актриска Телли с ее кокетливой челкой и игривым, так много обещающим взглядом.