Полумейстер

147. Шипы и розы

— Почему я должна этим заниматься? — Маргери сердито топнула ножкой, надула губы. Когда это не помогло, закатила глаза и плюхнулась на край его кровати. — Он дядя леди Сансы, не мой. Почему я?

— Потому что у леди Сансы просто нет времени, чтобы уделить его ещё и своему дяде.

Уиллас ласково погладил её по руке, успокаивая. Он понимал её гнев: она приехала сюда выходить замуж, а проводила дни и вечера среди гниющей крови и плоти, помогая мейстеру Люциусу заботиться о раненых. Но ведь не одна она, все благородные леди вынуждены были вспомнить, как ухаживают за больными и пострадавшими в бою. Леди Санса, бедняжка, и вовсе не знала сна и покоя, как и её подружки-Фреихи: старуха Уэнт заставила их заняться рядовыми вояками.

— Если боги кланяются тому, кто пролил кровь за правое дело, — заявила она, — то и мы не должны перебирать титулами, но оказывать помощь равно всем и каждому.

Наверное, жестоко было отправить на такую грязную работу молодых девиц, привыкших к чистым тканям, пестрым ниткам и спокойной жизни. Но если не их — то кого?

В своём безумии Ланнистеры разоряли не только деревни и поля, они не щадили ни семинарии, ни септрии, ни монастыри, мужские и женские.

В нормальном мире сейчас в Харренхолл прибыли бы телеги с голубыми сёстрами, святыми женщинами, присягнувшими Матери и посвятившими жизнь заботе о всяком, нуждающемся в помощи, будь то больной, раненый или просто дурак, переломавший кости на ровном месте. Именно сёстры бы меняли повязки, давали лекарства по свече, промывали раны и уносили отрезанные конечности.

Уиллас помнил их по своей беде, этих женщин — молодых и старых, красивых и не очень, с мягкими руками, спокойным голосом и усталыми глазами, которые ухитрялись даже причиняя немыслимую боль быть добрыми и ласковыми. Они крутили и вертели его ногу, сшивали его кожу кривыми иглами — и всё это время ворковали с ним, как с малым ребёнком: «Ничего, мой хороший, потерпи чуток, сейчас всё будет, мой славный».

Голубых сестёр любили все. Даже заядлые богохульники кланялись им вслед и придерживали при них язык, даже матросы старались не браниться, а шлюхи спешили прикрыться. Их благословение ценили выше, чем благословение септонов и септ.

А потом пришли Ланнистеры.

Ничто так не ошарашило Уилласа, как вести о разорённом монастыре Матери — о сёстрах, изуродованные, измученные нагие тела которых прибивали к деревьям, о сожжённых строениях и послушницах, потерявших дар речи от перенесённых мук. Он мог понять, зачем жечь поля и убивать крестьян — это было глупо, но свою логику имело. Он мог понять и надругательства над женщинами — смесь голода плоти и жажды утвердить свою власть часто приводила к подобному. Но это... это было чистым, беспримесным злом ради зла, бессмысленным в той же мере, в которой и жестоким, ведь скомандовавший разорить монастырь лишал помощи и своих солдат тоже. Сёстры не выбирали сторон, равно заботясь о каждом.

— А меня эти вести успокоили, — сказала ему Маргери, расправив зелёную юбку.

— Успокоили?!

— Ну да. Знаешь, до этого я сомневалась, удастся ли королю победить. Всё-таки все говорят, что нынче он растолстел и ослаб, и разум его уже не тот, что прежде. Демон Трезубца превратился в Обжору Столицы, всё такое — а лорд Ланнистер и его армия славятся своей силой и дисциплиной... но после этого я поняла, что он может только победить. Боги просто не позволят выиграть тому, кто творит подобное святотатство, понимаешь?

Уиллас кивнул. Ему, может быть, недоставало сестриной веры, но он мог её понять.

— Если бы только Старомест не был под ударом самозванца, а столица — в осаде! Может быть, Вера сказала бы своё слово, лишила бы Ланнистеров огня и соли, — Уиллас покачал головой. — Хотя бы пригрозила бы лишить!

— Но мы можем написать им письма, — предложила Маргери. — Западным лордам. Пусть знают, на стороне чего они выступают — неужто ни один из них не побоится божьего гнева?!

Это была отменная идея. Он благодарно улыбнулся сестре: пусть даже письма не поднимут в Западном Крае бунт, они могут внести достаточно раздора в ряды врага и причинить лорду Ланнистеру достаточно неприятностей. Кто-то придержит свои войска, кто-то скажется больным, у кого-то немедленно начнут жениться родственники или железяне обнаружатся аккурат за углом...

— Как мне ни жаль, — заметил он, — лорд Дейн не сможет взять тебя в жёны.

— Отчего же?

— Семейная трагедия. Он был помолвлен с Лидеей Дейн из Горней Обители — ты знаешь, Дейны женятся между собой, почти как Таргариены — но она погибла от руки своего младшего брата Герольда. Ничего, конечно, не удалось доказать, но он был так ранен известием, что принял обет целомудрия.

— Ох уж эти трагедии! — поморщилась Маргери. — И где я теперь найду себе нормального взрослого мужа? Не хочу выходить за безусого мальчишку!

Как будто она сама была такой уж взрослой и зрелой.

— Поищем, — пообещал он. — На Дейнах мир клином не сошёлся, в конце концов. Может, выходишь себе какого-нибудь славного молодого лорда...

— Пока мне предстоит выхаживать Эдмура Талли, — сухо ответила сестра.

— Говорят, народ его любит, и он любит народ.

— Говорят, особенно женская половина — в каждой деревне по любящей найдётся, или хоть любившей, — брезгливо поморщилась та. — Я не осуждаю радости плоти...

Ещё бы она осуждала: сколько знал Уиллас, она с ними познакомилась в объятьях старшего Окхарта — увы, безнадежно женатого — и с тех пор не раз встречалась.

— Но?

— Но ты представляешь, какие болезни он мог подцепить, с такой-то любовью к народу? Я не собираюсь, как тётка, умирать раньше срока от мужнина подарочка.

Иногда она была даже слишком взрослой и зрелой, его сестричка.