Полумейстер

85. Где бежит река

Отец умирал. У Кет не осталось сил отрицать очевидное — он не сможет выздороветь, он не победит свою болезнь, он просто тихо уплывёт навстречу смерти на волнах макового молока, даже не приходя в себя. И самое страшное — с тем, что происходило вокруг, у Кет не было сил как следует скорбеть. Она могла только признавать неизбежное, кивать мейстеру Виману на его пространные рассуждения и чувствовать внутри странную пустоту.

Она приходила к отцу каждый вечер — садилась рядом, брала в свои руки его, истончившуюся и холодную, слушала свистящее дыхание. Хостер Талли всегда был сильным и крепким, высоким и плечистым, настоящим рыцарем. Он редко радовался после маминой смерти, но когда радовался — то никто вокруг не мог остаться равнодушным. Хостер Талли был бурной рекой, могучей и неукротимой... рекой, от которой осталось теперь лишь полуиссохшее русло.

— Ромашка, — изредка бормотал он. — Лиза... ромашка...

Кет сестра больше напоминала садовый цветок — капризный и нежный, нуждающийся в уходе и заботе. Такой не будет равно цвести в поле и на клумбе, у стен Риверрана и Винтерфелла. И письма Лизы... письма Лизы наводили на мысль, что этот цветок был основательно побит горными морозами. Но сейчас нельзя было на этом сосредотачиваться: следовало заняться отцовскими вассалами, убедить каждого из них отделить часть от ополчения и послать к королю в Харренхолл, убедить их всех, что Эдмур заслуживает права командовать их войсками...

Она ходила по родным комнатам и знакомым коридорам, и вспоминала невольно, как в детстве плакала — она никогда не плакала над песнями, только над этой — когда Демиен Ловкие Пальцы пел своим чуть надтреснутым голоском: «И кровь на груди, как розы, и горе в голосе стонет — но я-то уже не я, и дом мой уже не дом мой». Эти слова, словно тёмное проклятье, преследовали её теперь: «дом мой — уже не дом мой». Она леди Старк, а не Кет Талли.

— Кет, — позвал отец. — Котёнок.

Она вздрогнула, выныривая из печальных мыслей.

— Кет... всё сердишься на него? Не сердись. Ты моя дочь... я сердился на Минису, Бриндена... чушь с речными рыбами, такая чушь, — сбивчиво сказал он. — А потом перестал. Другой жены... другого брата... не будет, — он закашлялся. — Не сердись на мальчика, ты моя дочь, ты всегда будешь моей дочерью.

Его слова одновременно складывались в осмысленное целое и нет — или она просто пыталась отвергнуть смысл, в который они складывались?

— Миниса... — отец слабо улыбнулся. — Минни... я должен был сделать тебя наследницей, Кет. Зачем сыновья, когда есть такая... дочь.

Речь утомила его, и он закрыл глаза.

Дыхание стало спокойнее, более мерным, и Кет понадеялась, что боль, мучившая отца последние дни, ненадолго отступила.

— Минни, — прошептал он. — Минни... ты сплетёшь мне венок из своих цветов?

Больше он ничего не сказал — ни в тот день, ни в любой другой. Кет вызвала мейстера, и вскоре гулкий голос Речного Старца, самого большого колокола их септы, возвестил о смерти лорда Хостера Талли.

Кет не плакала. Случившееся так ударило её, что выбило из груди все слёзы — она просто сидела рядом с мертвецом и смотрела на него, словно ожидая, что сейчас что-то случится, отец поднимется с кровати здоровый и весёлый, обнимет её и скажет, что всё будет хорошо.

— Тебе придётся пустить стрелу, Кет, — услышала она за спиной голос дяди и обернулась.

Чернорыб стоял рядом, и в его глазах она увидела ту же растерянность. «Мы все так привыкли, что отец вечен», — подумала она. Что он всегда будет в Риверране, и поэтому они могут быть где угодно ещё: у своих доступных девиц, как Эдмур, в своих горах, как дядя, на своём севере, как она сама. Они привыкли, но любая привычка есть обман.

— Почему не тебе, дядя? Ты ведь воин. — Удивилась она.

— Я всего лишь его брат. А ты — старшая дочь. Ты ведь умеешь стрелять?

— Да, но только из охотничьего лука.

— Этого хватит.

Разговор о грядущих похоронах тоже был каким-то чудовищно неправильным: он только что умер, а они его уже хоронят. «И дом мой — уже не дом мой», — пропел в памяти Демиен. Она здесь чужая, она только должна выступить представительницей брата, пока тот занимается мужскими делами.

— Дядя, что у вас было с моей матушкой? — спросила она, сама не заметив, что впервые назвала его на «вы».

Тот не удивился вопросу. Как будто всегда его ждал.

— Долго объяснять, Котёнок. Но твоя мать была ни в чём не виновата, не слушай его.

— Он сказал, что не сердится на вас, — ответила Кет, медленно поднявшись с кресла. — Что у него не могло быть ни другой жены, ни другого брата.

— Мог бы сказать это и пораньше, — хмуро буркнул Чернорыб, наклонившись над покойным, закрывая ему глаза и целуя в высокий желтоватый лоб.

— Что у вас было с моей матушкой? — повторила Кет. — Я... я имею к этому отношение, верно?

«Я ваша дочь?» — хотелось ей спросить, но было слишком страшно.

— Ты дочь реки, Кет. А Миниса — жена Хостера, и ничем перед ним не провинилась, — туманно ответил Бринден. — Бурливая подарила им тебя, а я просто помог.

— Это теперь так называется?!

— А как ещё?! — дядя (или... не дядя?) ударил кулаком по столу. — Это старая чертовщина, Кет, и не стоит её тревожить без нужды. Я бы никогда не вернулся близко к её реке, кабы не болезнь брата и не охреневшие Ланнистеры, — он мрачно вздохнул. — Просто поверь: ты их дочь, Миниса ничем не провинилась, а я — идиот. И иди за мной, там прибыл человек от Дондарриона.

Это было проще, чем продолжать думать и тем более проще, чем пытаться понять, при чём тут Бурливая, поэтому Кет послушалась.

Дондаррион присылал разных людей в разные дни. Иногда это был донельзя испорченный певец Семёрка Том, востроносый распутник со сладким как мёд, голосом; иногда Бедовая Джейн, одноглазая прачка с голосом командира гарнизона; а иногда старуха Марла, которая ходила быстрее молодых и язык у которой вертелся, как водяное колёсико — быстро-быстро и сплошь вода, ничего полезного.

Сегодня гостем Риверрана стал крупный мужчина в красной рясе — сьер Торос, красный жрец из города Мира, произволом короля произведённый в рыцари за доблесть при взятии Пайка. Септа Демельза шарахалась от него, как от натурального нечистого, но в светлицу проводила.

Хорошая там собралась компания: септа, красный жрец, Бракен, Блэквуд...

И всех их Кет предстояло направить на пользу Приречью.

— Да пребудет со всеми вами благословение Владыки Света, — прогудел сьер Торос. — Наш лорд-молния шлёт вам в моём лице известия добрые и дурные. Их добрых — то, что Тайвин, будь он проклят старыми, новыми и истинными богами, Ланнистер сидит в Розовой Деве и покуда не собирается обложить ваш славный замок осадой.

— Ещё бы, — презрительно сказал Джонос Бракен. — Для этого ему надо собрать свои войска, которые разбежались по всей стране, ища, кого пограбить да изнасиловать. Не в обиду леди Кейтилин.

Она повела плечами: мол, не стесняйтесь, военный совет — не место светским условностям.

— Блудница и изменница Серсея Ланнистер рассталась со своей головой так же легко, как со своей честью, — продолжал тот, — А ваша прелестная дочка стала женой дорнийского княжича. К счастью, не Оберина, а то с ним бед не оберёшься! — жрец рассмеялся своей же шутке, а Кет попыталась понять, с чего вдруг княжича, ведь уговор был о Таргариене и Летнем Замке. — Это хорошие новости. Из плохих — наши люди говорят, Тайвин слал ворона в Штормовые Земли.

— Где сейчас самозванец?

— Именно, богомерзкий самозванец, — подтвердил сьер Торос. — А молчаливые говорят, одну из них звали обрабатывать голову сущего гиганта. Молча говорят, разумеется, они ж молчаливые. Ну и к новостям не хорошим и не дурным — вот как перемещаются его войска и наши добрые друзья...

Септа Демельза перебирала опаловые чётки, пока дядя, лорды и сьер Торос склонились над картой, нанося на неё разноцветные линии и пунктиры, а Кет смотрела на всё это и думала, как можно сделать так, чтобы Тайвин не смог договориться с самозванцем — ведь иначе у того будет не одна земля за плечами, а две или даже три.