Полумейстер

29. Ни о чём

— Жоан Фоссовей был красив собой, богат и безмятежен. Цветы и красавицы окружали его, — неторопливо рассказывал Визерис.

Кибитка, раньше принадлежавшая принцам и принцессе, потом отданная законным детям лорда Старка и их свите, а теперь вмещающая в себя и тех и других, была куда удобнее наскоро переоборудованной под жилую обозной повозки. Ровный ход, почти никакой тряски, когда каждый камень подбрасывает вверх на пол-локтя. И мягкие ковры, кисейные занавеси, уютные подушки — всё, чтобы путешествие было как можно приятнее, как можно меньше отличалось от обычной жизни дома.

Для человека с двумя воспалёнными ранами от плети на спине — истинное спасение. Он не жаловался, впрочем. Оно того стоило — теперь его дети в безопасности, их не тронут никакие бандиты, а ланнистерский подпевала не будет каркать в уши старкушатам про «северных дикарей». И никому не будет: как только они прибудут в Болотную Гавань(15), мейстера Теомора погрузят на корабль и отправят в Старомест принимать заслуженное наказание.

Цитадель не любит тех, кто нарушает её законы.

Он немного нервно перебрал звенья тяжёлой цепи. Узурпатор сорвал её с шеи Ланнистера и чуть не силком надел на Визериса, заявив, что делает его мейстером «своей королевской волей, пока не найдём кого получше». Это было не очень законно, но по-своему приятно... если не считать того, что теперь вся организация королевского поезда легла на плечи Визериса. И это не считая ежедневных уроков, которые следовало давать сначала девицам, потом Жойену, а потом Брану и Томмену.

«Слишком много работы». Работать Визерис не любил — он не зря утешал себя, что покуда ему не платят жалованья, он живёт как истинный король: за счёт одного из гранд-лордов и развлекая себя любимыми занятиями, такими, как обучение детей. С другой стороны, организация королевского поезда была интересной логистической задачкой, наподобие тех, где домик надо превратить в цветок, убрав две линии на грифельной доске.

Логические задачки, в отличие от работы, Визерис уважал.

Но к счастью, сейчас, когда золотые лучи закатного солнца проходили сквозь розовую кисею и обретали цвет, названия которому он не знал, но которым не мог не любоваться, он мог наконец отдохнуть. Сегодня они встретили лисонитов, идущих в Белую Гавань. Отличный повод рассказать о жизни и любви Жоана и Клейры — любви друг к другу и любви к Семерым.

— Чтобы казаться ещё красивее, Жоан высветлял волосы почти добела, — продолжал Визерис историю. — Он думал, что это делает его похожим на королевскую семью, но с ним мало кто был согласен, и прозвали его Лисенийцем. «Лисоно» на диалекте, на котором говорят в Просторе.

— Те братья в рясах, их называют лисониты, — Томмен оторвался от игры в солдатики. — Ты поэтому рассказываешь?

— Умница, — Визерис улыбнулся. — Так и есть. Жоан-Лисоно был обручён с прекрасной Клейрой Окхарт. В день, когда он её встретил, он поклялся не знать другой девицы, и отпустил всех своих любовниц, дав каждой по золотому. Клейра не очень верила, признаться — она говорила, что любовь не может изменить того, кто не желает меняться — но ждала свадьбы. А вместо свадьбы случился мятеж Блэкфайров...

— И он погиб? — Мирцелла прижала ладонь ко рту.

— Нет, но был ранен в руку и его мать, леди Пика, умолила позволить ей отправить сына в Старомест, чтобы мейстеры могли осмотреть рану и не дать ему остаться без руки. Там-то, гуляя по городу, он увидел толпы нищих у Звёздной Септы, а зайдя внутрь — чашу для подношений, где лежало всего три медяка. Он вспомнил золотые, которые раздал гулящим женщинам, и золотые, которыми платил за вина из Дорна и северную рыбу во льду, за мирийское кружево и дорнийский шёлк...

Он рассказывал о том, как Лисоно Фоссовей и Клейра Окхарт вместо брака отправились в септрий и дали клятву, что не будут ничем владеть, а жить подаянием и скитаться по стране во искупление пороков знати, и думал — врёт старая история или нет?

Правда ли может человек так измениться в одно мгновение? Или, может быть, чувство вины росло в душе Лисоно год за годом, и не случайно вырвалось именно во время восстания, когда слепой эгоизм лордов пустил кровь Вестеросу, как никогда раньше?

Ловя последние лучи заката, Санса и Винафрид сновали иголкой по ткани, создавая чудеса из ниток и ничего. Томмен и Бран спорили, кто будет Лисоно, а кто — Квентин Файрболл.

Жойен дремал, изредка вздрагивая во сне. Обычном или драконьем, который он звал «зелёным»? Как знать...

* * *

— И тебе не скучно с малолетками? — Нед с трудом удержался и не закатил глаза. Роберт старался, он честно старался ухаживать за одной из невест, это больше, чем можно было ожидать.

Рана Мирцеллы встряхнула — и разгневала — Роберта.

— Девчонка мне никто, — рычал он, — никто, отродье блядищи и... — он задумался, — ёбаря блядищи! Так почему то, что её ранили, меня так бесит? Почему, Нед?

— Но ты её любил?

— Любил. Она же... девчонка. Куклы. Локоны. Звала меня «государь папуля», — Роберт вздохнул. — Серсея сука, Нед. Мне не жалко Джоффри, я только рад буду отдать его на суд Семерым и пусть его отправят на Стену, в Цитадель, в Седьмое Пекло, неважно. Он урод, и мне стыдно, что я сватал за Джоффри твою дочку. Но эти двое... Томмену я подарил оленёнка и он был счастлив: «Я Баратеон, я папин оленёнок, мы вырастем большими оленями и будем править лесом», — кричал он, бегая с ним наперегонки...

— Роберт, — Нед положил ладонь ему на спину.

— Я не хочу их терять. Но если я хочу убить Серсею — а я хочу, Нед, я хочу, пусть её утопят, как ведьму и изменщицу! — я должен потерять своих детей. Какая она сука, Нед, какая сука...

Винафрид Мандерли, кажется, не больше Роберта хотела этих игр, но послушно отвечала, что дети очень милы и воспитаны, что с леди Сансой они обмениваются узорами для вышивки, а бастард Джон Сноу, что удивительно, неплохо поёт и играет на лютне(16).

— И новый мейстер, кузен лорда Рида, тоже очень мил. Рассказывает очень интересно, так красочно...

«Кузен?», — Старк замер. «По отцу, должно быть? Но Хоуленд единственный сын... как странно. Надо будет уточнить.»