Полумейстер

184. Молодая княжна

Санса отчаянно надеялась, что тошнота во время путешествия была добрым знаком, но увы — лунные дни пришли в свой черёд. Она не понесла от мужа и в этом месяце, даже несмотря на то, что добрая леди Эллария дала ей пахучий травяной настой и наказала пить после каждой близости. Настой пах ромашкой и чабрецом, и с мёдом был даже вкусным, но желанного плода пока не принёс.

— Ничего, дорогая жена, — утешал её Квентен. — Мы будем жить долго, нам нет нужды торопиться.

Но она так хотела как-то отблагодарить мужа за его заботу! А как ещё, если не подарив ему наследника? Ведь именно этого хотят все мужчины — все нормальные мужчины. Её дорогой принц наследника не хотел, а хотел непонятно чего. Но он остался в прошлом; хорошие жёны не вспоминают бывших любовников, они стирают их из своей жизни и своей души. А Санса планировала быть хорошей женой.

Она не раздумывая согласилась отправиться в Дорн. Нельзя сказать, что её согласие что-то меняло — в Дорн отправлялся Квентен, а какая жена бросит раненого мужа одного в долгом путешествии? Тем более, что с ним ехали княжич Оберин и его семья: леди Эллария и леди Обара Сэнд. Или Обару не следовало называть леди? На леди она похожа была куда меньше, чем сансина любимая волчица, это уж точно. Всегда в доспехах, всегда с кривой улыбкой на лице, хриплая и сердитая... даже королева Бриенна была больше женщина, чем эта Обара! А королеву Бриенну частенько принимали за молодого воина.

Да и вообще, конечно, многое тут было странным.

Взять хотя бы то, что корабль принадлежал летнийке, бывшей любовнице княжича Оберина, матери его бастарды — и никого это, казалось, не смущало! Даже леди Элларию, которая только мягко улыбнулась и пожала плечами на недоумённые вопросы Сансы:

— Камайла — его старый друг и отменный капитан, почему я буду запрещать им дружить и общаться?

— А как же, ну, ревность?

— Ревность... ревнуют те, кто не верит своим любимым, моя милая, — леди Эллария ласково щёлкнула её по носу. — Кто не уверен в себе. А я верю Оберину: если он захочет искать веселья на стороне, он об этом скажет мне первой. И пригласит присоединиться, заблудшая он душа, — она рассмеялась.

Кажется, Санса начинала понимать, что имела в виду септа Мордейн, когда говорила о неистовстве дорнийцев в похоти. Правда, принц говорил, что всё это сильно преувеличено и на самом деле в Дорне куда больше верных мужей и жён, чем в остальном Вестеросе. Но как можно сохранить верность, когда ничто не останавливает от измены — ни закон, ни обычай, ни ревность?

Чем ближе был Дорн, тем чаще она думала — может быть, им с мужем стоило оставаться в Харренхолле.

Она, конечно, была готова ехать в столицу; но столица была всё ещё чем-то привычным. Там просто носили другую одежду и чаще посещали септу, но добро и зло, правильное и неправильное — они оставались теми же. Здесь, похоже, вещи естественные и обычные считались дурными, а дурные — обычными и естественными.

И конечно, остаться в Харренхолле навеки у неё не получилось бы, да и устала она от бесконечного потока раненых, от бесконечных же смертей, от страха проснуться и узнать, что сегодня не стало дяди Эдмура или Квентена... но сейчас, на корабле, Харренхолл казался ей мирной гаванью в сравнении с бурным песчаным морем грядущей жизни.

Она даже начала думать, что зря пошла замуж, что надо было просто оставаться в девицах. Может быть, согласиться идти за принца и потом расторгнуть брак как недействительный. Может быть...

— Тебе тоже страшно? — тихо спросил Квентен, подхромав к ней поближе. — Знаешь, я вырос в замке Иронвудов, а они совсем другие, чем дядя Оберин и прочие дорнийцы. Они андалы и этим гордятся. А теперь мне придётся быть наследником чужой для меня страны...

Санса взяла его за руку, сжала покрепче.

— Ты непременно справишься. Она ведь тебе не чужая на самом деле. Не как мне, ты кровь от крови её владык, разве нет?

— Наверное, — сказал он неуверенно. — То есть, да, я кровь, конечно, но... моя мать, например, из Норвоса. Но если я туда приеду, разве я смогу так сразу там прижиться? Так и здесь, а ведь от меня будут ждать... чего-нибудь.

— Мой отец говорит, что правитель должен думать не о том, чего от него ждут, а о том, что он может сделать. А они привыкнут к тебе со временем, я уверена.

— Думаешь?

— Мой отец вырос в Долине, — ответила Санса. — Он почти не бывал дома всю свою юность. Но ты бы знал, как его любят! Но Нянюшка как-то проболталась, что сначала на него косились, говорили, что он чужой и ничего не понимает в местных делах. Я думаю, если папа справился, ты тоже справишься. Ведь вы оба люди сильные и добрые, умные и смелые. И воины.

— Какой из меня воин... — Квентен махнул рукой. — Так, для красоты был. Никакой пользы, одно раздражение для умных и опытных.

— Ты рисковал собой и был ранен, — строго поправила она. — Это очень много. Твои подданные не могут не оценить это. Тем более, что леди Арианна сражалась за Ланнистеров, а ты — против.

Муж улыбнулся, и Санса решила засчитать себе небольшую победу. Да и самой стало как-то полегче: бояться не одной всегда проще, чем одной.

В замке Мартеллов было на удивление прохладно — княжич Оберин объяснял что-то о том, как этого достигли, но Санса не поняла почти ничего, кроме того, что толстые каменные стены помогают хранить тепло зимой и холод летом. Впрочем, толстыми они не казались — Солнечное Копьё, в отличие от Винтерфелла, словно стремилось ввысь, летело, невесомо-кружевное чудо из оконных решёток, резных каменных арок, золотых куполов и витражных стёкол.

И среди этого — тяжёлый, оплавленный, больше похожий на Харренхолл, чем на что-то ещё, внутренний замок, в котором и жили Мартеллы. Как будто кружевная красота была им вовсе чужда!

— Он напоминает формой корабль, — объяснил ей кастелян. — Последний корабль Нимерии. Остальные она сожгла, но этот плывёт сквозь столетия и несёт её потомков, и вечно будет плыть.

— Такая ваша вера? — вежливо уточнила Санса.

— Такая наша истина, — строго ответил тот.

Нимерия здесь была везде — её почитали наравне с богами и даже больше. Её корабли плыли по небу звёздной ночью, её статуя служила шпилем самой высокой башни, держа в руках то самое золотое копьё, её приключения и браки украшали стены. Арья была бы счастлива, наверное...

— Вы не бойтесь. Однажды северная дева вошла в эти стены невестой, а стала любимейшей княгиней, — утешил её кастелян.

— Кто?

— Дейнерис Миротворица, — объяснил он. — Идёмте, я покажу вам её галерею.

Она как раз стояла напротив портрета юной девушки с огромными лиловыми глазами, когда прибежал вестник, требуя немедленно явиться в тронный зал.

— Князь Доран скончался, — выдохнул он. — И княжна Арианна... она прибыла в замок.